Лазурные берега - Страница 181


К оглавлению

181

Мирей прошла вперед в душное маленькое помещение. В комнате стояли, прислонившись к стене, еще двое мужчин и высокая, очень худощавая женщина. Все они смотрели на примитивную кровать, на которой под грязными льняными полотенцами лежала худая фигура. Здесь пахло дымом, жженым мясом и кровью, а также спиртом — и, конечно, сюда проникали запахи еды из кабака. Но тем не менее Виктор глубоко втянул в себя воздух. Ему нужно было привыкнуть к этой вони — если ему станет плохо, он не сможет работать. Мужчина на кровати пошевелился, однако он, казалось, не мог контролировать свои движения. Виктор с первого взгляда увидел, что у Макандаля судороги. Его тело изгибалось, рука, покрытая пузырями от ожогов, вцепилась в одеяло.

Виктор подошел к своему пациенту и взглянул в его покрытое пóтом, но почти не поврежденное лицо, превратившееся в искаженную болью маску. Между зубами торчал кусок дерева, который Макандаль сжимал зубами.

Мирей приблизилась к мужу и положила влажное полотенце ему на лоб:

— Это — доктор, Франсуа. Он тебе поможет.

Судороги прекратились, однако тело Макандаля сотрясала непроизвольная дрожь. Вдруг он выплюнул кусок дерева и сердито посмотрел на Виктора и Мирей:

— Не хочу… не хочу белого врача…

Мирей продолжала промокать пот с его лица.

— Черного врача сейчас нет, — едко заметила она.

Виктор вежливо назвал свое имя и попросил разрешения снять с больного льняные полотенца. Макандаль застонал, когда врач сделал это. Полотенца во многих местах были пропитаны жидкостью, выделившейся из ожогов, и прилипли к его ранам.

Макандаль был голым под полотенцами — если не обращать внимания на остатки одеяния для казни, которое прикипело к живой плоти. Очевидно, до сих пор никто не попытался обработать его раны, что не удивило Виктора. Даже у него при виде обезображенного тела Макандаля от ужаса перехватило дух. Руки и ноги мужчины, верхняя часть его туловища — все было обожжено. На немногочисленных участках уцелевшей кожи были пузыри, наполненные жидкостью. Молодой врач подумал о том, откуда ему следует наносить мазь и где накладывать повязки, и пришел к выводу, что не имело смысла причинять умирающему еще бóльшие страдания.

— Это безнадежно, — сказал Виктор слабым голосом. Затем он сообразил, что его пациент все еще находится в сознании. — Я сожалею, месье. — Доктор заставил себя посмотреть в лицо Макандалю. — Я мог бы… я мог бы сейчас попытаться очистить ваши раны и наложить на них повязки. Но я… Это не имеет смысла. Вы слишком сильно обожжены, месье Макандаль. Вы умрете, что бы я ни делал. А обработка ран очень болезненная… еще хуже, чем то, через что вы уже прошли. Однако, с другой стороны, я мог бы… Я принес с собой сильнодействующие лекарства… Они вас не спасут, но смогут уменьшить боль… — Он помедлил. — Однако они могут также… сократить ваши мучения.

Большая доза опиума могла ускорить угасание такого ослабленного организма.

Макандаль кивнул.

— Я… я знаю, что умираю, — с трудом проговорил он. — И я… я могу это выдержать. — Он снова застонал, когда по его телу пробежала судорога.

Виктор открыл свою сумку, вынул оттуда бутылку и приложил ее к губам Макандаля.

— Выпейте, — тихо сказал он. — Каждый здесь знает, что вы — сильный человек. Вам не нужно ничего никому доказывать.

Он облегченно вздохнул, когда предводитель повстанцев выпил лекарство. Затем Виктор снова накрыл его тело льняными полотенцами.

— Через несколько минут вам станет легче.

Виктор услышал, как мужчины перешептывались между собой:

— Он дает ему яд! Он его убивает!

— Зачем ему это делать? — спросил Джеф. — Мы ведь все видим, как обстоят дела. Я… я надеялся, что врач…

Виктор повернулся к мужчинам, к всхлипывающей Мирей и к худой молодой женщине, которая уставилась в землю. Она напомнила ему кого-то, однако Виктор не мог узнать в ней женщину, намазанную белилами и легко одетую, которая отдала Бонни своего ребенка.

— Я врач, — коротко произнес он. — Но я не могу творить чудеса…

Виктор воздержался от замечания, что Черный мессия в данном случае сам мог бы себе помочь, однако Макандаль не дал ему договорить.

— Я… я могу совершать чудеса. Я… я жертвую собой во имя… ради моего народа, как… как это сделал, уже сделал первый Мессия…

Виктор вздохнул. Он никогда не понимал смысла жертвы Иисуса из Назарета. И уж тем более не понимал, что должна была означать смерть Макандаля для рабов.

Цезарь, казалось, чувствовал то же самое. Взгляды обоих мужчин на короткое время встретились.

— Но я… я вернусь! — произнес Макандаль. Его голос стал крепче, видимо, начало действовать болеутоляющее.

Мирей, которая опустилась на пол рядом с ложем своего мужа, нежно погладив его лицо, кивнула.

— Да, дорогой, — ласково сказала она. — Ты вернешься в виде волка и разорвешь наших врагов. Вернешься в виде змеи, чтобы их отравить…

Макандаль покачал головой так яростно, что Виктор стал опасаться новых судорог.

— Нет… нет… я буду… я не буду… волком… Волк может убить десятерых, а… одна змея… может отравить двадцать человек… Но я… — Его взгляд просветлел. Макандаль посмотрел на своих сторонников, прежде чем продолжить, и при этом горящими глазами словно заглянул в будущее. — Я вернусь в виде насекомых, москитов, комаров… имя мое будет легион… Я убью тысячи и тысячи… Мы будем свободны… все мы будем свободны! Я — Дух!

— Ты — Дух! — повторил один из мужчин.

А затем заговорили все сразу:

— Ты — Дух! Ты — спасение, ты — мессия, ты — посланец Божий…

181