Лазурные берега - Страница 93

Сейчас же, однако, Цезарь свои деньги не тратил, а недавно даже изъявил желание принять участие в обсуждении вопроса о том, следует ли «позаботиться» об одном паруснике, который должен был доставить сахарный тростник в Англию, или же броситься в погоню за кораблем, который транспортировал тщательно охраняемые роскошные товары. Высокий чернокожий парень выступил за более ценную добычу и более высокий риск, да к тому же стал оказывать давление на команду, требуя избрать лейтенанта. Экипаж должен был избрать на эту должность его или Санчеса. Если лейтенантом станет мулат, то Джеф хотел выставить свою кандидатуру на должность квартирмейстера. Обе должности предполагали бóльшую долю от дележа добычи, а Джефа тем самым приближали к его мечте — быть вместе с дамой своего сердца.

Бонни, конечно, тоже заметила, что Джеф начал экономить деньги, и радовалась этому. Она с большой неохотой вернулась вместе с ним на «Морскую деву». Гораздо больше ей хотелось открыть собственную лавку в Кап-Франсе. Однако без Джефа смысла в этом не было, она не решилась бы вести дела в одиночку. В конце концов, она была не такой, как Маану. И когда Джеф заявил, что ее накоплений вряд ли хватит на то, чтобы начать свое дело, и что можно вести жизнь гораздо более интересную, если собрать побольше денег, Бонни решилась. Конечно, у Джефа были грандиозные планы… Как-то он даже употребил такие слова, как «купец» и «хозяин корабля». Бонни считала это большой глупостью. Вряд ли можно было разбогатеть настолько благодаря пиратству.

Однако же, когда за последние недели она все же увидела, как решительно Джеф собирает деньги, она почти начала верить в то, что его мечта осуществима. Конечно, Бонни ни с кем об этом не говорила, лишь улыбалась про себя, когда Санчес и Питч подсмеивались над Джефом, намекая на «женщину его мечты», для которой тот копил деньги.

Изменения, которые произошли с Бонни, были не такими заметными. Собственно говоря, на них обратили внимание капитан и другие канониры, которые оставались на «Морской деве» во время абордажей. Первый канонир Бобби стал более щепетильным. Конечно, он все еще стрелял из пушки и так же метко попадал, но стал реже целиться в толпу матросов на вражеском корабле. Казалось, он уже не был исполнен дикой решимости уничтожить как можно больше противников. Капитан объяснял это ранением — теперь малыш знал, что чувствует человек, в которого попало пушечное ядро. Но со временем он должен будет измениться. Невозможно представить себе пирата, который способен к состраданию. Однако пока что Сигалл обращался со своим первым канониром осторожно. Его Бобби когда-нибудь забудет о своем ранении и о страхах. В конце концов, он мужчина!

Бонни же, напротив, все больше чувствовала себя женщиной, после того как в Кап-Франсе наконец-то получила возможность снова быть ею. Прежде всего, там она впервые жила, как нормальная женщина. Она научилась принимать чужое сочувствие и уважать чувства других людей, понимать то, что выражают их лица… и разговаривать с другими женщинами, которые не смотрели на нее сверху вниз. С Маану, конечно, она тоже могла разговаривать, однако тогда Бонни была еще девочкой и Маану была для нее скорее матерью, чем подругой. С Амали же Бонни могла обсуждать сплетни, болтать о всяких безобидных мелочах и, хихикая, примерять пестрые безделушки, которыми с удовольствием торговала бы. Она научилась понимать, что, если повариха бранится и жалуется, не следует принимать это слишком близко к сердцу. В первое время Бонни испуганно вздрагивала и пряталась, как только Сабина начинала орать, однако вскоре девушка уже могла со смехом реагировать на это. И вообще, она научилась смеяться открыто и беззлобно, и ей даже удалось на какое-то время забыть похожий на ржание или рычание хохот матросов, обычно следовавший за анекдотами, которых она зачастую даже не понимала.

Бонни была в восторге от Деирдре, прекрасной хозяйки дома, а на доктора просто молилась. Девушка знала: он не одобрял того, что делали мужчины на «Морской деве» — несмотря на то что с пониманием относился к страданиям Бонни в руках баккра-насильника. Виктор Дюфрен и его домочадцы пробудили в ней представление о морали, которое на протяжении многих лет она вытесняла из своей памяти или заменяла злостью. Однако нельзя было отрицать и того, что понятие о добре и зле привила ей Маану.

«Тебе ведь не хочется, чтобы тебя обворовывали?!»

Каждый раз, когда экипаж корабля, взятого на абордаж, оказывал ожесточенное сопротивление и Бонни отдавала приказ произвести залп из пушек «Морской девы», у нее в голове гремел голос Маану. Мать Джефа несколько лет назад мягко упрекнула ее этими словами после того, как девчушка стащила какие-то сладости из ее лавки. После этого Бонни никогда больше не воровала — до недавних пор. И хотя она очень радовалась тому, как сердечно команда «Морской девы» приветствовала ее на борту, она начала испытывать дискомфорт. Ей очень хотелось покончить со своей пиратской жизнью, и лучше сегодня, чем завтра.

— Ты должна голосовать за меня, Бонни! У тебя просто нет другого выбора. Ведь это же столько денег…

Бонни чистила свою пушку, а Джеф уже целых полчаса взволнованно убеждал ее.

— Мы можем одним махом стать богатыми!

— Или мертвыми, — ответила Бонни. — Джеф, если не решается даже капитан… и Санчес… а они всегда рады хорошей добыче. Но этот корабль… может быть, он нам не по силам… — Девушка стала полировать ствол пушки.

— Что ты говоришь — не по силам? — Джеф покачал головой. — Мы уже захватывали гораздо бóльшие корабли, с более многочисленным экипажем. Я не знаю, что случилось со всеми вами! Это просто корабль, и ничего больше!