Уже на следующее утро Амали осуществила свое намерение, когда, последовав зову Деирдре, явилась к ней, чтобы помочь сделать прическу и одеться. Деирдре завтракала, одетая в пеньюар. Она собиралась отправиться на конную прогулку, разумеется, с Большим. Но теперь Амали этого не допустит.
Нахмурившись, она постучала в комнату госпожи, и та сразу же открыла ей:
— Быстрей заходи, Амали. Я уже опаздываю. Надеюсь, что Цезарь уже оседлал лошадей. Я надену зеленое платье для верховой езды, и, пожалуйста, не сильно его зашнуровывай…
Деирдре улыбалась. Она явно была в превосходном настроении.
— Чтобы Цезарю было легче снимать его с вас, миссис? — осведомилась Амали, и испуганное выражение лица Деирдре стало для нее еще одним подтверждением слов Нафии.
— Как… откуда ты знаешь? — почти беззвучно спросила Деирдре, однако сразу же взяла себя в руки. — Что ты такое говоришь? — поправила она себя, пытаясь придать своему голосу строгость и твердость. — Что ты себе позволяешь? — Она подняла подбородок, стараясь изобразить возмущение.
Амали закатила глаза и тут же превратилась из служанки в подругу.
— Деирдре, ты никогда не умела врать, — невозмутимо заметила она. — Мама Адве всегда знала, кто стащил медовый пирог, ей достаточно было посмотреть тебе в лицо. И я тоже сейчас вижу все по твоим глазам. У тебя и у твоего негра уже несколько недель горят глаза. Я просто не хотела в это верить. А вы даже не умеете вести себя осторожно! Только не начинай снова врать. Нафия видела вас на конюшне. И не раз!
— Ты… ты…
Деирдре не знала, что ответить. Что-то в ее душе толкало ее на то, чтобы обругать и пригрозить Амали. Цезарь сделал бы именно так, в этом она была уверена. Лучше всего упорно все отрицать. Но Деирдре не могла солгать.
— Даже не вздумай наказать меня, — невозмутимо продолжала Амали. — Ты сама выписала мне грамоту о даровании свободы. Забыла? Я твоя подруга, Деирдре!
— Значит, ты… ничего не скажешь Виктору? — тихо спросила Деирдре.
Амали покачала головой:
— Нет конечно. Это было бы жестоко. Он же тебе доверяет, он любит тебя. Это разбило бы ему сердце…
— Но я люблю Цезаря! — воскликнула Деирдре. — Я не хотела этого. Просто так получилось… Я никогда не хотела причинять Виктору боль. Но… — На ее лице появилась улыбка. — Если ты будешь помогать мне, Амали, то больше ничего не случится. Виктор никогда об этом не узнает. Ах, Амали, я давно хотела посвятить тебя в эту тайну. Но меня останавливало то, что ты не любишь Цезаря и… — Деирдре сделала попытку обнять Амали, однако та отпрянула.
— Я действительно не люблю его, — коротко сказала она. — Но даже если бы он мне нравился, я все равно не стала бы тебе помогать.
Деирдре изумленно уставилась на нее:
— Ты только что сказала, что ты моя подруга…
— И именно поэтому я не буду тебе помогать, — решительно проговорила Амали. — Потому что я знаю: для тебя это добром не кончится. Этот тип никому не принесет счастья, Деирдре, и меньше всего тебе. Если Виктор выгонит тебя… Перед законом ты точно такая же чернокожая, как и я.
Деирдре нерешительно улыбнулась.
— У меня тоже есть грамота о даровании свободы, — пробормотала она.
Амали схватилась за голову.
— Да, она у тебя есть. Только, к сожалению, эта грамота лежит не у тебя под кроватью. Твоя грамота, скорее всего, находится у твоего супруга…
— Виктор никогда… никогда не пойдет на то, чтобы порвать мою вольную грамоту! — в ужасе воскликнула Деирдре. — Как бы я его ни разочаровала, он… он добрый человек.
— Он отдаст ее тебе, — согласилась Амали, — потому что он действительно добрый и хороший человек. Но что потом будешь делать ты? Что потом будем делать все мы, Деирдре? Ты что, полагаешь, что одинокому мецу будет нужна служанка? И маленький ребенок этой служанки? И ее сестра? Мы все будем наказаны вместе с тобой. Может быть, ты даже согласишься вернуться назад на Ямайку? Ты ведь не думаешь, что твой Цезарь будет желанным гостем в поместье Каскарилла Гарденс? Или в высшем свете Кингстона?
Деирдре прикусила губу. Амали понимала, какие мысли проносились у нее в голове. Наверное, она впервые задумалась над тем, что может ожидать ее, если всплывет ее связь с любовником.
Молодая хозяйка потерла лоб.
— Но Цезарь… Цезарь — это… это такое чудо. Ты даже представить себе не можешь, как мне с ним хорошо. — Она с мольбой подняла руки. — Я не могу бросить его, Амали! Я просто не могу этого сделать… Наша любовь… — Деирдре выглядела совершенно беспомощной.
— Я тоже любила Ленни, — твердо произнесла Амали. — И страдала, когда он ушел, хотя он был для меня не самой подходящей парой. Это можно пережить, Деирдре, ты сама сказала мне об этом. Значит, пошли этого парня подальше. На его пиратский корабль или к его Бонни, хотя она, собственно говоря, тоже слишком хороша для него. Он принесет ей только несчастье. Живи как прежде. Я буду жить своей жизнью, а Нафия — своей. Либби совсем недавно появилась на свет… Я предупреждаю тебя, Деирдре… — Амали повысила голос. — Прежде чем я позволю Цезарю разрушить все это, я сама возьму нож и всажу его ему в спину! Или же заявлю на него в жандармерию. Я бы удивилась, если бы его не искали, твоего Сaesar le Grand. — Она со злостью вытащила из шкафа платье для верховой езды и швырнула его Деирдре. — Вот, одевайся сама! Попробуй, каково это будет — жить в какой-нибудь дыре вместе с Цезарем! Может быть, тогда тебе будет легче покончить со всем этим.
Растерянная хозяйка осталась в комнате, когда ее служанка буквально вылетела за дверь. У Деирдре было такое чувство, слово в ней что-то умирает. Амали не шутила. Она боялась за себя и за свою семью, и если Деирдре не закончит свой роман, то Амали может сделать что-то такое, что принесет ее любовнику несчастье. Значит, Деирдре придется распрощаться с Цезарем. Если только не найдется еще какой-нибудь выход. Если только ее пират не найдет выход…