Лазурные берега - Страница 84

— Она мало что рассказала, — ответила Амали. — А я особенно и не расспрашивала. Она еще очень слаба. Девушка почти сразу же снова уснула. Но она влюблена в этого Большого…

Слуги привыкли называть Джефа «Большой». Тем самым они подражали Виктору, который не мог без улыбки произнести его имя. В этой улыбке были снисходительность и сарказм.

Деирдре вздрогнула.

— Что? — спросила она с тревогой.

— Она любит мужчину, который принес ее сюда, — невозмутимо ответила Амали и стала расчесывать волосы Деирдре щеткой. — Но если вы меня спросите, миссис…

— Откуда ты это знаешь? — Голос Деирдре стал пронзительным. — Она тебе… она тебе это сказала?

Амали рассмеялась.

— Этого нельзя не заметить, — ответила она. — Стоит лишь только упомянуть о нем, и она сияет, как люстра, а когда она его видит…

— Он заходит к ней?

Амали показалось, что глаза Деирдре сверкнули. Она выглядела рассерженной. Или озабоченной?

— Конечно, он посещает ее, — произнесла Амали. — Однако если вы спросите меня, миссис, я отвечу вам, что эта девчушка не очень-то много для него значит. В любом случае не… не так…

Она сделала короткий неприличный жест, который могла себе позволить в присутствии Деирдре, потому что они вдвоем очень хорошо помнили, как один чернокожий мальчик из поселка рабов на Каскарилла Гарденс впервые показал его им.

Амали увидела, что Деирдре почувствовала облегчение. И спросила себя о причине этого.

— Она говорит, что они друзья, — продолжала Амали и с интересом стала слушать историю Бонни, по крайней мере то, что знала о ней Деирдре.

— Значит, они могли подружиться на пиратском корабле, а затем она открыла ему свою тайну, — закончила свой рассказ Деирдре. — Или же они знали друг друга еще на своем родном острове. В любом случае мне неизвестно, откуда они родом. Может быть, она была рабыней…

Амали кивнула.

— Конечно, она была рабыней, миссис, — ответила она. — Разве вы не видели шрамов на ее теле? Ее били, миссис, — и, наверное, ее баккра делал с ней кое-что и похуже. Бедная маленькая девочка. И она тут же влюбилась в первого встречного проходимца…

Деирдре с трудом сдержалась, чтобы не встать на защиту этого «проходимца». Но она давно заметила, что Амали не особенно любит Цезаря. Значит, ей придется вести себя осторожно, встречаясь с ним. Деирдре вздохнула. Ей было бы проще, если бы она могла посвятить служанку в свою тайну. Хранить интимные секреты втайне от слуг было почти невозможно. Деирдре подумала о том, что то, чем она занималась с таинственным чернокожим, было чудовищно. Даже сегодня она снова встречалась с ним, и они предавались любви на берегу бухты. Это было рискованно, но они вдвоем наслаждались близостью. И совершенно определенно она не сможет с ним порвать. Для нее это было слишком волнующее ощущение — чувствовать себя живой.

Деирдре и Джеф предавались любви, где только представлялась возможность — в бухте и в лесу, а временами даже на конюшне. Очень редко, и лишь тогда, когда Деирдре могла быть уверена в том, что в доме не было Амали и Виктора, она даже затаскивала любовника в свою постель, чем они особенно наслаждались. Оба любили риск, любили дикие игры. При этом Деирдре при каждой встрече снимала со своего пальца обручальное кольцо, прежде чем начать любовную игру — это был знак того, что она забывала стыд и супружеские обязанности. Она делала это как нечто само собой разумеющееся и не испытывала при этом никаких угрызений совести. Чем бы она ни занималась со своим пиратом, это не касалось ее отношений с Виктором. Любовь с большим чернокожим мужчиной была совершенно иной, чем то, что она испытывала с Виктором. Чему бы там ни научился Джеф у проституток в портах доброй половины Карибского моря и что бы ни приходило в голову Деирдре, они вдвоем с наслаждением пробовали это. Они возбуждали друг друга и исследовали свои тела. Это было странное чувство — с одной стороны, узнавать самого себя, а с другой, с самого начала так доверять друг другу, что между ними никогда не возникало ни чувства стыда, ни ощущения вины. Любить пирата для Деирдре было то же самое, что и дышать, и при этом она не думала ни о Викторе, ни о том, какую обиду ему наносит.

Она ведь и Виктора не обделяла. Деирдре по-прежнему позволяла ему осыпать ее нежными ласками, как только ему хотелось этого, и даже наслаждалась этим. Она все еще испытывала любовь и нежность к Виктору, однако по сравнению с тем, что она чувствовала к пирату, это было детское чувство. С пиратом она взрывалась, ее охватывало пламя, тогда как Виктор словно лишь тихо укачивал ее. Безопасность и уверенность, которую давал ей муж, меркла перед необузданностью Джефа, его мужеством и любовью к опасностям. Сердце Деирдре неистово колотилось, когда она слышала треск сучьев, в то время как они с Джефом, уединившись в лесу, жадно набрасывались друг на друга, а особенно тогда, когда ей казалось, будто в доме или на конюшне хлопает дверь, пока они барахтаются в соломе или на кровати.

Джеф, напротив, лишь смеялся над ее страхами. Казалось, не существовало ничего, чего бы он боялся. Он не испугался бы драки с Квентином Кинсли, он сражался бы с ним на шпагах, а не на словах, какими бы ни были последствия.

Деирдре это окрыляло. Она все чаще и чаще шла на риск. Ее увлекала игра с опасностью. При этом она никогда не думала о последствиях. С Цезарем она чувствовала себя непобедимой. Жизнь была приключением, и Деирдре ощущала лишь жар вулкана, на котором танцевала, а не пламя, которое готово было поглотить ее.