— Когда-нибудь мы проснемся и обнаружим, что он за это время выкупил у капитана его корабль прямо из-под его задницы! — высказал предположение Питч, сопровождая свои слова добродушной ухмылкой.
Бонни улыбалась и молчала. То, что она экономила деньги, было правдой, и ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем возможность перебирать серебряные и золотые монеты. Она хранила сбережения в своем гамаке. Бонни никогда не тратила деньги на украшения или на красивую одежду, как Джеф и другие пираты, и лишь однажды заказала ножны для своего мясницкого ножа. Счастливая, она наблюдала за тем, как растет ее состояние. Поначалу это происходило медленно, потому что как у ученика канонира ее доля в трофеях была очень маленькой. Но с тех пор, как Бонни стала канониром, а недавно — первым канониром, сумма, получаемая ею, взлетела на головокружительную высоту.
«Бобби», как бы там ни было, считался лучшим снайпером, который когда-либо был у капитана Сигалла и его команды. Казалось, что у мальчика есть шестое чувство, подсказывавшее ему, как нужно было нацеливать орудие, а своим орлиным взглядом он распознавал возможные цели раньше, чем остальные. Именно его назвал первый канонир, кругленький Твинкль, своим преемником. Твинкль покинул корабль за пару месяцев до этого.
— Живым! На своих двоих! — не уставал повторять Санчес.
Такое бывало чрезвычайно редко — чтобы пират в добром здравии ушел на покой, как это сделал Твинкль. Большинство из них погибали в море. Их смывало за борт во время шторма, или же они находили свою могилу в море после битвы. Но Твинкль, однако, поступал так же, как Бонни: копил деньги, а когда на Барбадосе отчаянно влюбился в одну из портовых проституток, выкупил ее у сутенера и поселился вместе с чрезвычайно благодарной молодой женщиной в Бриджтауне. Они вдвоем держали магазин, который можно было сравнить с лавкой Маану на острове Большой Кайман, поставляя продукты и прочие товары на «Морскую деву», когда капитан Сигалл заплывал к ним и причаливал в какой-нибудь уединенной отдаленной бухте. Кроме того, Твинкль помогал своему бывшему капитану перепродавать добычу, привезенную из разбойничьих походов. Для пиратов его лавка была незаменимым опорным пунктом на суше.
Для Бонни ее учитель стал примером для подражания. Она хотела еще пару лет поплавать в море, а затем поступить так же, как и Твинкль: взять деньги и поселиться где-нибудь. Бонни мечтала о маленьком чистом домике на каком-нибудь острове, о лавке, в которой она могла бы вести безобидные беседы и обмениваться сплетнями с женами ремесленников и купцами. Каким-то образом Джеф всегда становился частью ее мечтаний. В своих фантазиях Бонни никогда не называла его Цезарем. Она видела его своим поставщиком, который привозит ей товары на красивой упряжке мулов или даже лошадей. Она слышала, как он шутит с клиентами, и его улыбка согревала ей сердце. Эта улыбка принадлежала ей, только ей. Бонни могла предаваться мечтаниям часами, сидя на наблюдательном посту и всматриваясь в бесконечное синее море. Она утешала себя этими мыслями каждую ночь, перед тем как заснуть, когда мужчины вокруг нее храпели и хрюкали, а воздух в каютах был наполнен испарениями дюжин немытых тел.
Но Бонни никогда бы не стала жаловаться. Не то чтобы она считала дни, когда наконец начнется ее новая жизнь. На самом деле ей никогда еще не жилось так хорошо, как на «Морской деве». Никто не бил ее, не оскорблял и не насиловал. У нее был собственный гамак и немножко места под палубой, которое никто не оспаривал у нее и где она могла также спрятать свои деньги, не боясь воровства. Она ела трижды в день. Пища была несколько однообразной — завтрак чаще всего состоял из корабельных сухарей, сваренных до состояния каши с ромом и сахаром. Кроме этого повар умел готовить только сальмагунди — своеобразный салат из кусков маринованной рыбы, черепахи и мяса с добавлением пряностей, мякоти пальмовых орехов, вина с приправами и масла. Но, как бы там ни было, Бонни всегда наедалась досыта. Она съедала довольно большое количество пищи, потому что работа на борту была тяжелой.
Между хлопотными днями, когда приходилось преследовать и брать на абордаж корабли, мужчины на борту занимались в основном ремонтом и уходом за «Морской девой». Щели заделывали паклей и заливали горячей смолой, паруса сшивали и ремонтировали, а канаты сплетали и сращивали. Время от времени экипаж посещал тайные бухты, для того чтобы вытащить корабль на сушу и уничтожить червей-древоточцев или очистить от морской живности ту часть корабля, которая обычно находилась под водой. Раки любили цепляться ко дну и замедляли ход парусника.
Бонни постоянно приходилось участвовать в этой работе, пусть даже «маленький канонир» и не был таким сильным, как Джеф и другие пираты. Иногда она уставала до смерти и была рада, когда вследствие этого у нее отсутствовали месячные. Но, будучи молодой и здоровой, она быстро восстанавливала силы. Бонни уважали и любили. В общем, она чувствовала себя на борту корабля очень хорошо. У пиратов было свое закрытое общество, почти семья, которой у юной девушки никогда не было.
— Собственный корабль — вот это было бы чудесно! — услышала она голос Джефа. — Представляете — парусник с черным капитаном! Каждый начальник порта будет вынужден говорить ему: «Yes, sir!»
При этой мысли у Джефа заблестели глаза, а Бонни почувствовала острую боль. Неужели ее друг действительно мечтал о собственном корабле? Она не могла этого отрицать — во время пиратских походов, которые для самой Бонни были скорее средством для достижения цели, Джеф, казалось, от души наслаждался абордажами, сражениями, запахом пороха и опасностью. Он тоже быстро поднялся в пиратской иерархии, пусть даже и не занимал одну из тех должностей, которая была выборной, то есть на которую его должна была бы выбрать команда. В конце концов он мог бы стать квартирмейстером, однако эту должность уже занимал Санчес — опытный и всеми уважаемый моряк. Экипаж никогда не переизбрал бы его с этого поста.