— Конечно.
Нора кивнула. Она не слишком много путешествовала, но хотя бы по географической карте хорошо знала Карибские острова. Она мечтала о колониях еще задолго до того, как решила выйти замуж и уехать на Ямайку. Тогда она планировала переселиться сюда вместе со своей первой любовью — Саймоном Гринборо, который, в отличие от всех этих Уоррингтонов, Холлистеров и Кинсли, был настоящим лордом по происхождению. К сожалению, совершенно обедневшим. Саймон умер еще до того, как Нора нашла возможность осуществить его и свою мечту. Теперь, когда Нора вспомнила Саймона, она подумала о том, что молодой доктор Дюфрен чем-то напоминает ей Гринборо. У Саймона тоже были темные волосы, и он был таким же сдержанным и дружелюбным — и скромным, что также понравилось ей в этом молодом враче. Его одежда была весьма элегантной, но строгой, а не франтоватой, как у большинства гостей.
— Значит, ваш родной язык — французский! — определила Деирдре. Так вот откуда его легкий акцент. — Вы должны говорить со мной по-французски! Мама научила меня этому языку, и миссис Присцилла тоже говорит на нем… В любом случае она знала какого-то духа, который…
Деирдре замолчала, потому что доктор Дюфрен посмотрел на нее несколько озадаченно. Она сердито прикусила губу. Почему ей не удается говорить с этим мужчиной так, как это принято в высшем обществе?
— Миссис Присцилла — это жена нашего домашнего учителя и заодно медиум, по крайней мере, она сама так считает, — поспешила Нора на помощь дочери. — Она общается с духами различных национальностей и когда-то предложила Деирдре усовершенствовать ее французский, беседуя с некой Катрин Монвуазен… — Она закатила глаза.
— Ля Вуазен? — со смехом произнес доктор прозвище знаменитой отравительницы, которая играла важную роль при дворе короля Людовика Чертырнадцатого. — Почему именно с этой ведьмой?
— Вы понимаете, что я не особенно верю в такие вещи. — Нора засмеялась и перешла на французский язык. — Voila, docteur!
Она подала Дюфрену чистое полотенце, на которое была нанесена паста из измельченных листьев алоэ вера, и стала наблюдать за тем, как он умело накладывает повязку на ожог Нафии. Малышка между тем, успокоившись, уже занялась поеданием щедро отмеренного ей куска именинного торта, который тут же подсунула ей Адвеа. Она больше не всхлипывала, а ее ожог был не таким серьезным, как показалось Деирдре в первый момент.
После того как доктор Дюфрен наложил компресс, девочка тут же начала беспокоиться о разбитой посуде.
— У меня это получилось совершенно нечаянно, — убеждала она Нору. — Я не хотела, хотя леди говорит совсем другое!
Нора успокаивающе кивнула ей и погладила по голове.
— Конечно нет! Леди — дура! — заявила Деирдре и тут же испуганно замолчала, увидев, что мать вознамерилась немедленно отругать ее.
Доктор Дюфрен тихонько засмеялся.
— Можно было бы выразить это повежливее, — заметил он. — Однако…
— …Деирдре попала в точку, — вздохнула Нора. — Эта Люсиль Уоррингтон… Но все равно, ты ведешь себя неподобающим образом, Деирдре! Нельзя так говорить о соседях, пусть даже в данном случае…
Она остановила себя и к своему неудовольствию отметила, что доктора Дюфрена сейчас точно так же, казалось, забавляли слова матери, как только что ее дочери. Хорошее же впечатление сложится у него о них, пусть даже он, без сомнения, разделял их мнение о леди Уоррингтон.
— И вообще, тебе пора бы снова присоединиться к гостям! — продолжала Нора. — Тебя скоро начнут искать.
— Мы сейчас все пойдем туда, — успокоил ее доктор Дюфрен. — Нафия, мы тебе еще нужны? Или тебе уже лучше?
Малышка кивнула, снова почувствовав свою важность, а Деирдре улыбнулась ей и врачу. Это было так любезно с его стороны — еще раз спросить девочку о ее самочувствии! Когда они вышли из кухни, Деирдре зашагала рядом с ним.
— Значит, вы сделали здесь остановку на пути в Санто-Доминго? — попыталась она завести с ним беседу, возвращаясь к гостям. Теперь девушка говорила по-французски, очень медленно, тщательно подбирая слова.
Дюфрен с удовольствием перешел на родной язык.
— Да, мадемуазель Деирдре, я являюсь гостем лорда Боудена, а он — знакомый моего отца. Однако я живу не в Санто-Доминго, а в Сан-Доминго, — что, признаюсь, может привести к определенной путанице. Когда-то Колумб открыл этот остров для испанцев, но там было также несколько французских поселенцев.
— Точнее говоря, это было пиратское гнездо, — поправила его Нора.
Дюфрен и Деирдре укоризненно посмотрели на нее.
— Как бы там ни было, западной частью острова в 1665 году управлял французский губернатор, — продолжал рассказывать врач. — Табак, кофе и сахарный тростник выращивают там и сейчас, и это очень прибыльное дело. Сан-Доминго с полным правом может называться самой богатой из всех французских колоний. Моя семья владеет одной из самых больших плантаций. Лично я считаю, что не смогу быть плантатором. Мне гораздо интереснее изучать медицину. К счастью, у меня есть еще два старших брата, так что никакой драмы не случилось. Наоборот, мне кажется, что мои близкие были рады, когда я уехал.
Деирдре улыбнулась, однако Нора задумалась над сказанным. Судя по тому, как Виктор Дюфрен только что обращался с черной Нафией и, словно само собой разумеется, предпочел оказать помощь получившей тяжелый ожог рабыне, а не истеричной леди Уоррингтон, этот молодой человек, очевидно, не имел никаких проблем ни с сахарным тростником, ни с табаком. Он просто не годился на роль рабовладельца.