Лазурные берега - Страница 175

175

— Смотри! — Один из чернокожих проследил за взглядом Бонни, устремленным на трибуну. — Если мы выстрелим туда… Мы сможем уничтожить их всех одним ударом!

Бонни покачала головой.

— Нет, это было бы слишком опасно, — заявила она.

Причем, конечно, эта мысль уже крутилась у нее в голове. Можно было бы без труда направить ядро в общество, собравшееся вокруг губернатора. Однако Бонни совсем не хотелось ранить Виктора Дюфрена. И она также не хотела снова становиться убийцей. Бобби, будучи канониром «Морской девы», имел на своей совести достаточно мертвецов. Раньше она об этом никогда не задумывалась, но в последнее время души невинных моряков иногда, как привидения, являлись ей во сне.

В конце концов Бонни заметила выступ на стене — рельеф над вычурным порталом. На нем были изображены обнаженные мужчины на лошадях, с несчастным видом раскрывшие рты. Бонни решила, что такое произведение искусства не стоит жалеть. Если она нацелит пушку на него, то оттуда полетят осколки мрамора, которые далеко разлетятся и нанесут людям, стоящим вокруг губернатора, несколько небольших ран. Немного крови, конечно, не помешает, чтобы посеять страх среди толпы.

Мужчины на повозке молча наблюдали за тем, как Бонни быстро оценивает обстановку, и это пробудило в душе девушки нехорошее чувство. На «Морской деве» всегда разговаривали и шутили перед атакой, причем, конечно, это объяснялось и определенным волнением. Однако повстанцы на повозке были не единственными, чье поведение казалось неестественным. На самом деле на всей площади царила напряженная тишина. Рабы молча стояли или сидели на отведенных им местах и, казалось, смотрели в пустоту. Военные и надсмотрщики, которые должны были держать их под контролем, были обречены на бездеятельность и ограничивались тем, что мрачно взирали на них. Относительно небольшая пестрая группка мулатов и свободных чернокожих из портового квартала, добровольно явившихся посмотреть на казнь, заразилась общим настроением. Преимущественно молодые люди, конечно, ожидали спектакля и держали пивные кружки и бутылки с дешевым спиртным в руках. Теперь же они озирались по сторонам так же угрюмо, как и рабы.

На одной лишь почетной трибуне люди старались веселиться. Губернатор шутил со своими гостями, там шли разговоры и снова и снова раздавались приветствия и пожелания долгой жизни Дюфренам. Однако это выглядело как-то принужденно, а мягкий свет заката только подчеркивал абсурдность этой сцены. Затем раздалась барабанная дробь, толпа на площади испуганно зашевелилась, а перед жандармерией сформировалась процессия, которая должна была сопроводить Макандаля к месту казни.

Вооруженные люди на лошадях, вооруженные военные — губернатор не преувеличивал: этого пленника эскортировали столько вооруженных до зубов мужчин, что любая попытка бегства и любое нападение были совершенно безнадежными. Конечно, все это служило также поводом для того, чтобы продемонстрировать присутствие государственной власти. Солдаты в своей красно-синей униформе, кавалеристы в высоких сапогах и треугольных шляпах имели, без сомнения, бравый вид.

— Праздник дураков, — процедил Джеф сквозь зубы.

Затем вдруг пестрая картина исказилась. Внезапно, словно по команде, на Кап-Франсе обрушился вечерний тропический дождь, и зрители, солдаты, а также осужденный, одетый в широкую белую одежду, за кратчайшее время промокли до нитки. Чернокожие на площади выносили это стоически, но охрана быстро ретировалась.

Джеф сделал незаметный жест в направлении своих людей. Лучше и быть не могло. Позорный столб и дрова для костра промокли, а значит, будут плохо гореть. Даже человек, который должен был облить одежду Макандаля водой, не понадобился.

Бонни бросила взгляд на Черного мессию, которого раньше никогда не видела. Это был худой, среднего роста мужчина, не производивший особого впечатления — однако он ведь мог изменяться, когда начинал говорить… В любом случае он не позволил себя запугать. С гордо поднятой головой Макандаль медленно шел между своими охранниками к площади, где должна была состояться казнь. Цепи на его ногах давали ему возможность лишь медленно и с трудом двигаться вперед, но у него был сосредоточенный, даже немного торжественный вид.

Среди рабов раздались отдельные приветственные крики, которые, однако, сразу же были подавлены ударами бичей. Макандаль повернулся лицом к тем, кто приветствовал его, и улыбнулся.

— Он великолепен! — сказал с уважением один из чернокожих, стоявших рядом с Бонни.

Бонни подумала, не следует ли ей прямо сейчас нацелить пушку. Затем, однако, она сказала себе, что у нее еще есть время. Главный судья сначала должен будет еще раз зачитать приговор, а губернатор — отклонить прошение о помиловании… Нет причины уже сейчас подвергаться риску и снимать одеяло с фальконета.

Военные оставили Макандаля в цепях, пока не дошли до костра, затем шесть вооруженных жандармов окружили его. Кузнец снял с Макандаля цепи, и помощники палача тут же взяли осужденного за руки. К общему изумлению, Дух улыбался, когда его тащили к костру под усиленной охраной.

— Вот как вы меня боитесь! — раздался его громкий, далеко разносившийся голос. — Вот какой страх я внушил вам, что вы согнали сюда… два, три, четыре полка, для того чтобы протащить меня одного через жалкую базарную площадь. Меня, единственного человека! Вы же всегда заявляли, что я всего лишь человек, не больше, чем человек, не Дух и не мессия!

Макандаль громко рассмеялся и поднял голову. Капли дождя стекали по его курчавым волосам и лицу, хлопчатобумажная одежда свисала с худого тела. Любой другой человек имел бы жалкий вид, однако Духа, казалось, окружал ореол силы.

175