Лазурные берега - Страница 154

154

— Вот это любовь! — смеялся Мишель, когда, проходя мимо хижины Сималуа, увидел, как его друг героически припал губами к кружке с розоватой жидкостью.

— Сарои делает человека сильным! — утверждала Сималуа.

С тех пор как Джеф стал ухаживать за ней, ее французский язык заметно улучшился. Постепенно Сималуа обретала способность выражаться яснее и стала рассказывать о своей прежней жизни. Джеф узнал о кочевой жизни племени масаи, которые зачастую проходили большие расстояния, чтобы найти корм для своих животных. Они были пастухами, но также и воинственным народом. Торговцы рабами, как с гордостью рассказала Сималуа, боялись их, и только изредка бывало так, что в их ловушку попадался кто-то из племени масаи. Сималуа и ее семье просто не повезло. Ее отец хотел продать какому-то торговцу на побережье слоновую кость и поэтому слишком далеко вышел за пределы области, принадлежавшей его племени. Пока его не было, охотники за рабами взяли штурмом его лагерь и захватили его жен и детей. Семью разделили уже в Африке, и Сималуа некоторое время провела у торговца из племени суахили, которому она понравилась и от которого забеременела. То, что она беременна, она заметила лишь в Кап-Франсе, и это было чудо, что у нее не случился выкидыш во время переезда через море. Затем Сималуа родила ребенка в доме купца в богатом квартале города, но вскоре после этого ее продали другому торговцу.

— Я не знать почему, но думаю, что мадам была злая, потому что мец хотеть меня… хотеть со мной…

Из намеков Сималуа Джеф понял: белая женщина была очень рада, что ребенок не похож на ее супруга. Она, очевидно, опасалась, что Сималуа зачала ребенка, едва только попала в их дом. Жена купца настояла на том, чтобы убрать подальше молодую женщину, дабы избежать дальнейших осложнений. Ну и, кроме того, Сималуа мало подходила для роли домашней рабыни. Она хорошо умела обращаться с крупным рогатым скотом, однако Джеф не мог представить, как она вытирает пыль с мебели в господском доме или выполняет обязанности личной горничной госпожи. В конце концов молодая женщина очутилась в борделе, из которого затем сбежала к Макандалю.

— А ребенок? — спросил Джеф.

— Они хотели убить его, — сказала Сималуа тихо. — И я его подарила.

Больше из нее ничего невозможно было вытащить. Джефу не хотелось продолжать разговор на эту тему, потому что при воспоминании о ребенке Сималуа становилась печальной. Она никогда не плакала — очевидно, в ее племени считалось позорным плакать, а также показывать боль или проявлять иные чувства, — однако он заметил, насколько болезненной была для нее потеря дочери.

Так что Джеф предпочитал, чтобы Сималуа рассказывала о своей жизни в племени масаи, о кочевьях и о коровах, хотя ее более поздняя история для него, конечно, была интереснее. Количество мужчин, которые изнасиловали Сималуа с тех пор, как ее вырвали из прежней жизни, объясняло ее сдержанность. Она разрешала Джефу сидеть рядом с ней в ее хижине или перед хижиной, угощала его и, казалось, радовалась, когда он приходил в гости. Но сразу же отстранялась, как только он хотел пододвинуться к ней ближе или взять за руку.

Сималуа подчинилась требованию Макандаля — и навлекла на себя гнев остальных его любовниц, когда он провозгласил ее любимой женой.

Макандаль ни разу не упоминал о Сималуа, когда вместе с Джефом планировал нападение и обсуждал с ним стратегию. Он теперь привлекал молодого человека к участию в каждом совещании со своими главными людьми, и Джеф был чрезвычайно горд тем, что входит в тесный круг приближенных Черного мессии. Во время обсуждения все было исключительно по-деловому. Макандаль избегал пафоса и ожидал от своих людей, что они не станут спорить о должностях или бороться за личную выгоду. О женщинах никогда не говорили, и раздоры из-за женщин предводитель повстанцев, без сомнения, счел бы не достойными себя… А какой-то Цезарь в качестве соперника Макандаля… Черный мессия не допускал даже мысли об этом. Он игнорировал зарождавшуюся симпатию между своей возлюбленной и лейтенантом и ожидал, что другие мужчины в лагере будут поступать так же.

Однако Макандаль очень скоро показал Джефу, кому на самом деле принадлежит женщина из племени масаи. С тех пор как молодой лейтенант пригнал к Сималуа первых волов, предводитель повстанцев стал избирать Сималуа и вызывать ее к себе почти каждую ночь. Чаще всего он невозмутимо бросал быстрый взгляд в сторону Джефа, когда женщина-масаи с готовностью брала Макандаля за руку, вставала и следовала за ним в грот. Он ясно давал понять: он, Дух, не нуждается в том, чтобы ухаживать за женщиной. Она была здесь и принадлежала ему.

Джефа это приводило в бешенство.

— Когда Сималуа со мной, она шарахается, стоит мне лишь погладить ее по пальцам, — жаловался он Мишелю, с которым они уже успели сдружиться. — Я действительно очень стараюсь. Эти коровы вчера…

Джеф и его люди совершили набег еще на одну плантацию, и, хотя само ограбление прошло без осложнений, три дойные коровы с плантации оказались тупыми животными, которые ни за что не хотели выходить из своих стойл. Они держали Джефа в напряжении всю обратную дорогу в лагерь.

Мишель рассмеялся:

— Он — Дух. Весь скот принадлежит Сималуа, все женщины принадлежат Макандалю. Она не благодарит, он не спрашивает.

Джеф тем не менее продолжал предпринимать новые попытки, однако странное соперничество между предводителем повстанцев и его лейтенантом внезапно перестало иметь какое-либо значение. За месяц до Рождества Дух поведал своему народу о собственных планах:

154