Лазурные берега - Страница 12

— Бывают же корабли, которые не перевозят рабов. Или поговори с каким-нибудь ремесленником. Может быть, ты смог бы работать у него помощником на плантации…

— Тогда я сразу же могу идти рубить сахарный тростник! — Джеф вскочил на ноги. — Я не буду работать ни на одного из этих баккра! — Он словно выплюнул это слово. — Я не позволю бить себя плетью и унижать. Я…

— Ты свободный человек, и никто не будет бить тебя плетью, — возразила Маану. — А то, что какой-нибудь мастер может дать оплеуху ученику, как тогда сделал кузнец, — так с этим приходится мириться даже белым молодым людям.

Бонни вспомнила, что именно из-за этого случая два года назад закончилось неудачей обучение Джефа кузнечному ремеслу. Фрейзер Уоттс, кузнец, был из числа тех немногих жителей портового поселка, которые были честными и обходительными. Сам он был мулатом и не возражал против того, чтобы взять в ученики чернокожего юношу. Однако они с Джефом не поладили. Просто сын Маану терпеть не мог, когда ему приказывали. Он заявил мистеру Уоттсу: воин из племени ашанти не должен никому подчиняться. После этих слов Уоттс отвесил ему пощечину, а потом с изумлением увидел, как его кипящий от ярости ученик замахнулся на него раскаленными докрасна щипцами. После этого Уоттс заявил Маану, что не хочет иметь в учениках воина из племени ашанти. Либо Джеф должен научиться вести себя как следует, либо пусть не появляется у него.

Джеф больше не переступил порога кузницы.

— Только не начинай! — вздохнул Джеф. — Я не собираюсь ублажать белых баккра! Когда я слышу, как старый Уоттс говорит: «Конечно, мистер Такой-То! С удовольствием, мистер Чтоб-Я-Так-Знал! Разумеется, мистер Как-Вас-Там!» — мне хочется лопнуть от злости!

— Быть вежливым не значит унижаться! — заметила Маану, однако тут ее взгляд упал на дверной проем, и она увидела Бонни, которая смотрела на них через занавеску. На строгом лице женщины тут же появилась улыбка. Маану всегда обращалась с молодой рабыней дружелюбно и ласково.

— Привет, Бонни. Заходи! — пригласила она девушку. — Не пугайся. Я ругаю Джефа, но он это заслужил.

Маану сердито посмотрела на сына, который ответил ей ленивой ухмылкой.

— О, какой у тебя вид, Бонни! — Маану бросила испуганный взгляд на разбитое лицо девушки и, конечно же, поняла причину ее замедленных движений. — Что, этот тип опять тебя избил?

Бонни прикусила губу. Маану время от времени грозила пожаловаться на баккра Скипа властям. Издеваться над рабами просто так, без причины, было запрещено. Однако в действительности такие жалобы никогда не имели последствий, а для Бонни все могло обернуться еще хуже.

— Я поскользнулась, — заявила она. — На лестнице.

Маану подняла брови.

— Бонни, в доме твоего баккра нет лестниц, — сказал она, но затем решила не углубляться в детали. — Сядь и подожди, я принесу тебе что-нибудь поесть. Ты такая худая, девочка…

Маану с озабоченным видом исчезла в доме, который находился сразу же за лавкой. Там на плите почти всегда варилось что-нибудь вкусное, наполняя ароматом помещение, и без того приятно пахнущее благодаря привлекательным товарам. Бонни с ожиданием посмотрела вслед Маану. Причина худобы девушки заключалась не в скудном питании — Бонни всегда была худой, независимо от того, сколько она ела, а в свои шестнадцать лет она, может быть, еще и росла. Однако в это утро девушка действительно не могла собраться с силами, чтобы позавтракать чем-нибудь еще кроме черствой корочки хлеба. Кроме того, ей нравилась еда Маану…

Здесь не было густых супов, не было подгоревшего мяса, как у Бонни, когда та сама его готовила, а также надоевшей вяленой трески, из которой состояла пища большинства бедных жителей острова. Маану готовила блюда из бобов с приправами. Все ее рецепты были родом из Африки. Их дала ей Грэнни Нэнни, легендарная королева маронов.

И сейчас мать Джефа появилась с экзотическим блюдом — остро приправленной кашей из чечевицы на свежей лепешке. Бонни жадно откусила кусок.

У Джефа при взгляде на нее разыгрался аппетит. Он встал, пошел в кухню и тоже появился с порцией еды. По дороге он бросил взгляд на ссадины Бонни.

— Подлец! — процедил Джеф сквозь зубы.

Странно, но Бонни почувствовала утешение.

Пока она ела, Маану собрала для нее покупки. Скипу Дейтону нужны были приправы, и прежде всего соль для засолки мяса. Он продавал солонину на корабли, которые приставали в порту. Следом за приправами Маану положила хлеба и немного овощей, а также две бутылки рома.

— Лучше бы я не продавала ему спиртное, — сердито пробормотала Маану. — Если Скип напьется, то опять нападет на тебя.

Бонни пожала плечами.

— Он все равно напьется, — заметила она. Девушка уже давно смирилась со своей судьбой. — Когда он напивается дома, то чаще всего хотя бы остается спокойным. Можно я посмотрюсь в ваше зеркало, миссис Маану?

То, что Маану испугалась ее вида, заставило Бонни задуматься. Девушка вдруг почувствовала что-то похожее на стыд — и странно, что она стыдилась Джефа. Она не хотела показывать ему свое разбитое страшное лицо.

Да, Бонни не отличалась красотой, даже когда один ее глаз не был заплывшим, а губа не была разбита. Девушка по кивку Маану прошла дальше в дом и попала в чистую, обставленную простой мебелью спальню. Здесь висело большое зеркало, которое показало ей не только ее ссадины и раны, но также и ее костлявое, грубое лицо с узкими губами, крупными зубами и непокорными курчавыми волосами. Бонни считала, что у нее широкий нос и чересчур низкий лоб. В ней не было ничего от принцессы или воительницы племени ашанти. Ничего от тех гордых черных женщин, о которых иногда рассказывала Маану — мать Джефа также сохранила воспоминания о Нэнни-Тауне. «Я простая негритянская девочка… Неудивительно, что Джеф никогда не смотрит на меня так, будто ему не терпится меня поцеловать», — подумала Бонни и прикусила губу. Конечно, ей не хотелось, чтобы он смотрел на нее с похотью. Наверное, она испытала бы отвращение, если бы в глазах Джефа было такое же похотливое выражение, как в глазах ее баккра, но тем не менее выражение какой-то… может быть, радости на его лице при ее появлении ей все же хотелось бы увидеть.